вдруг заметили, что к нам приближается большая группа людей. Солнце уже низко склонилось к горизонту. Остаться — значит затеять разговор с жителями и задержаться дотемна. Поэтому мы оставили на месте «застолья» плату за арбуз, а сами через минуту были уже в воздухе и, помахав китайцам руками, взяли курс на Мукден.

Мукденский аэродром был отмечен на наших картах, в которых Виктор хорошо ориентировался, — там сейчас стояла наша авиачасть. Однако, когда мы подлетели к нему, стало уже совсем темно, а полоса не освещалась; для приема самолетов ночью там еще не были готовы. Нас посадили при помощи осветительных ракет. После того как мотор был выключен, к нам подошел подполковник, как потом мы узнали, заместитель командира полка по летной части, и похвалил нас: «Молодцы, ребята». Это можно было считать первым «поощрением» за весь наш с Нуждиным перелет. Разобравшись, что пассажиром ПО–2 оказался генерал, подполковник начал было извиняться за фамильярное обращение, но я успокоил его, сказав, что искренне рад такой оценке, увенчавшей наш рискованный авиамаршрут.

О встрече с японцами в Ляояне я еще долго размышлял. Ведь еще три дня назад мы воевали с ними, уничтожали друг друга на поле боя, а сегодня в еще не сложившем оружия вражеском гарнизоне нас приняли, как будто и не было войны, будто там были совершенно другие люди.

Позже станет известно, что не одному мне в эти дни доводилось вот так же — на аэродромах, вокзалах, в портах Маньчжурии и Кореи — оказываться лицом к лицу с вооруженными японцами и, противопоставляя им фактически лишь выдержку и присутствие духа, выполнять свою задачу, находить выход из положения.

Это означало, что вчерашний наш противник был морально сломлен, что японцы были уже не те, с которыми мы сражались под Халун-Аршаном, в Солуни, Ванъемяо. Как суровые события в самое короткое время меняют людей!

* * *

В начале двадцатых чисел августа части и соединения 39-й армии овладели в своей полосе всеми узловыми пунктами Чанчунь-Мукденской железной дороги.

По дополнительным указаниям штаба фронта, с выходом на эту дорогу главные силы войск армии должны были повернуть на юг, в общем направлении на Ляодунский полуостров. Их ближайшей задачей, поставленной Маршалом Советского Союза Р. Я. Малиновским, являлось овладение в предельно сжатые сроки территорией южной части Маньчжурии. В первую очередь требовалось занять города Ляоян, Аньдун, город и порт Инкоу, пленить здесь японские гарнизоны, особенно такой крупный, как ляоянский, передать пленных и вооружение частям фронтового подчинения. Имущество бывших органов управления городов, железной дороги и портов мы должны были передавать создававшейся китайской администрации, оказав ей необходимую помощь в налаживании народного хозяйства и руководстве делами.

Новую задачу армия выполняла успешно. К концу августа все определенные директивой фронта пункты были заняты, наши войска достигли северной части Ляодунского полуострова, выйдя на линию Инкоу, Аньдун.

Штаб армии несколько дней оставался в районе Ляояна — города, весьма памятного по русско-японской войне. На его подступах в августе 1904 года разыгралось одно из крупнейших сражений той бесславной войны; русские войска, не потерпев поражения, а по приказу своего безынициативного командующего генерала Куропаткина отступили тогда к Мукдену.

Мы было условились с И. И. Людниковым осмотреть Ляоянские позиции, но не успели это сделать, потому что получили из штаба фронта указание готовить войска к дальнейшему продвижению на юг полуострова, куда уже направлялись соединения 6-й гвардейской танковой армии.

Конечной целью нашего продвижения мог быть только легендарный Порт-Артур! Понятно, что такую весть воины армии восприняли с большой радостью и воодушевлением.

Военный совет армии вплотную занялся решением новых важных вопросов: нужно было ускорить подтягивание главных сил, организовать рекогносцировку и подготовку маршрутов движения войск на юг Ляодунского полуострова, подготовить транспортные средства.

Утром 31 августа мы вместе с И. И. Людниковым и командующим артиллерией армии генералом Ю. П. Бажановым выехали в порт Инкоу. Из передового отряда 113-го стрелкового корпуса еще накануне доложили, что он дееспособен, но надо было выяснить возможности использовать его для переброски морем артиллерии, танков и другой тяжелой техники в район Порт-Артура.

Но едва мы прибыли в Инкоу, как пришла радиограмма начальника штаба армии генерала М. И. Симиновского, извещавшая о получении директивы командующего фронтом, которой предписывалось 5-му гвардейскому и 113-му стрелковому корпусам нашей армии сосредоточиться в районе военно-морской базы Порт-Артур. Нам передавался из 6-й гвардейской танковой армии 7-й механизированный корпус, уже находившийся в районе Порт-Артура. Одновременно из армии выводились во фронтовое подчинение 124-я и 221я дивизии 94-го стрелкового корпуса, 192-я дивизия 113-го корпуса и 61-я танковая дивизия. Директива требовала безотлагательно сформировать и направить в Порт-Артур оперативную группу командования и штаба армии.

Итак, все окончательно прояснилось: на нашу армию возлагалась почетная и ответственная миссия представлять Советские Вооруженные Силы в Порт-Артуре, как это предусматривалось специальным соглашением об этом городе, дополнявшим советско-китайский договор о дружбе и союзе от 14 августа 1945 года. Тексты договора и всех конкретизировавших его соглашений уже были к этому времени опубликованы, и мы знали, что оборона Порт-Артура вверяется правительством Китая советской стороне.

Теперь было очевидно, что основу этой обороны и должны составить войска 39-й армии. Такое решение Верховного Главнокомандования, как мы поняли, означало высокую оценку боевой деятельности объединения в ходе Маньчжурской операции.

Для экономии времени мы в расположение штаба возвращаться не стали. Решение и все указания по выполнению директивы командования фронта генерал И. И. Людников передал из Инкоу. Штабу и политотделу армии, командующим и начальникам родов войск было приказано специальным эшелоном без промедления отбыть в Порт-Артур. Мы с командующим должны были присоединиться к эшелону на одной из станций южнее Ляояна. Немудрящий транспорт — дрезина — без приключений доставил нас туда, и мы заняли свое купе в подошедшем эшелоне.

Машинистом поезда был довольно пожилой японец. Его нам рекомендовали как специалиста высокой квалификации, хорошо знающего участок железной дороги от Ляояна до Порт-Артура. Он вежливо спросил, к какому часу поезд должен прибыть в Порт-Артур. Ему ответили, что по времени маршрут не регламентирован, но было бы хорошо быть там к рассвету следующего утра после одной остановки на станции Шихэ. Отвесив низкий поклон, японец сказал, что это его вполне устраивает. Вел он эшелон мастерски, а главное — с большой осторожностью, которая была вполне оправданна, так как путь освещался только огнями паровоза и лишь в отдельных населенных пунктах редкими электрическими фонарями. Поэтому на преодоление сравнительно небольшого расстояния — около 250 километров — было затрачено больше 8 часов.

К Шихэ эшелон подошел около 22.00. И хотя было уже темно,